Публикация выпускника 1976 года Валерия Николаенко 

Прошедшей зимой в служебной командировке довелось работать в г. Ачинске (Красноярский край, РФ). Разные чувства всплывают в сознании, когда попадаешь в эти края, особенно зимой при минус 36 градусов. В зависимости от возраста, образования, партийной и идеологической закалки ассоциативное мышление рисует образы декабристов «во глубине сибирских руд» или подвиги комсомольцем на ударных стройках Канско-Ачинского топливно-энергетического комплекса. Но у меня эта командировка подняла из глубин памяти воспоминания о первом преподавателе китайского языка Иване Корнеевиче Чирко. У тех, кто не знал или забыл биографию Ивана Корнеевича, может возникнуть вполне справедливый вопрос: «Какая связь между городом Ачинском и патриархом украинского востоковедения, выдающимся переводчиком с китайского и японского языков Чирко И.К.?». А дело в том, что в 1943 году, когда наступил перелом в ходе великой отечественной войны, но опасность начала японцами боевых действий на востоке только усилилась, в Красноярский край (город Канск) эвакуировали Дальневосточную школу военных переводчиков, в которой Иван Корнеевич постигал азы китайского языка, ставшего в последствие его профессией на всю его яркую, творческую жизнь. Про учебу в школе военных переводчиков Чирко И.К. особенно не рассказывал, но когда на занятиях мы пытались разжалобить преподавателя невыносимыми условиями самоподготовки в учебном центре села Старое и, как следствие, не отработанными за неделю заданиями по языку он приводил нам в пример условия, в которых он изучал язык. Сразу становилось так стыдно, что грозные крики генерала Ляшко В.И. с трибуны плаца по сравнению со словами Ивана Корнеевича казались невразумительными рассуждениями.

Родился Иван Корнеевич 8 марта 1922 года в г. Носовка Черниговской области. По данным из официальной биографии, Чирко И.К. выходец из крестьян. Однако, его жизненный путь и такая красивая казацкая фамилия оставляют возможность для творческого воображения о его происхождении и не исключено, что Иван Корнеевич является потомком казаков Носовской сотки, которая с 1648 по 1667 год входила в Нежинский полк, а с 1667 года в Киевский, о чем в 20-ые годы прошлого столетия говорить было не безопасно. В 1940 году Иван Корнеевич закончил Носовскую среднюю школу № 1 и как отличник, с особыми склонностями к точным наукам, сделал выбор поступления в Киевский политехнический институт. Имел все шансы туда поступить, но в приемной комиссии услышал странный вердикт: «Вы же достигли призывного возраста! Нужно сначала пройти службу в армии». Имея в школьном аттестате только оценки «отлично», получил право выбирать вид войск и округ. Выбрал железнодорожный батальон Киевского округа, чтобы было ближе к дому. И через пару дней уже сидел с бритой головой в эшелоне, следовавшем на Дальний Восток, где, оказывается, дислоцировался в 1940 году действующий состав киевских железнодорожников.

Сначала он, как и положено железнодорожному «стройбатовцу», строил тоннель под Амуром в Хабаровске. Но в первые дни войны был спешно отправлен на курсы радистов в село Розенгартовка (где немецких колонистов, не по своей воле командированных на Дальний Восток целыми семьями, было не меньше, чем украинских). Стал стрелком-радистом. В марте критического для советских войск 1942-го участвовал в боях под Ржевом, об истинных масштабах которых большинство соотечественников узнали только после горбачевской перестройки. Тогда он услышал по радио лишь краткое упоминание о «боях местного значения». Но о стрелковых успехах лично сержанта Чирко центральные военные газеты написали с подробностями. Благодаря одной из таких публикаций, прочитанной высокими чинами спецслужб, он неожиданно превратился в радиста-разведчика - снова на Восточном фронте.

Иностранные языки, что с годами превратились для Ивана Корнеевича в хлеб насущный. Он начал их учить, вылавливая и расшифровывая радиосообщения с вражеского стана. Правда, когда зимой 1943 года двадцатилетний черниговец вошел в школу военных переводчиков восточных языков во Владивостке, первой его мыслью было: «Куда ты, Ваня, попал?». Учебный год в то время уже перевалил за половину, и на коричневой классной доске его будущий одногруппник Йося Фенкин уверенно рисовал иероглифы, которые курсантам предстояло изучить к следующему уроку ...

Вот что рассказывал Иван Корнеевич одному из журналистов в своих очень редких интервью. «Утром занимались в классе: 22 часа в неделю – китайский язык, 4 часа - японский, 2 - английский, - вспоминал Иван Корнеевич. - А в армейский «мертвый час», когда все спали, с другом Колей Кочиным мы пробирались в библиотеку, чтобы на досуге превращать замысловатые загогулины восточных иероглифов в славянскую кириллицу».

Именно во время самостоятельных занятий по древнекитайской литературе он еще больше заинтересовался символизмом древней иероглифики. «Если внимательно всмотреться в картинку, в каждом значке можно увидеть целую сценку с действующими лицами, которая передает не только прямой, но и символический смысл понятия, - говорил Иван Корнеевич. - Например, иероглиф «выбор» первоначально изображал князя между привлекательной женщиной и чашей с вином », - восторженно углублялся он в тему, которую готов был обсуждать в течение вечера напролет.

Этот маленький урок китайского языка для корреспондента яркое подтверждение того как наш учитель мог шутя облегчить усвоение самого сложного материала. Для мужской аудитории он объяснял еще более доходчиво. Проходим мы как то на занятиях новый иероглиф «спасибо». Иероглиф составной, состоит из трех идеограмм. И тут мужчина, который нам всем годится в отцы, спокойно с улыбкой советует, что бы лучше запомнить написание иероглифа «спасибо», обратить внимание на значения его составных идеограмм. А это идеограммы «слово», «тело» и «палка». Пока мы перевариваем полученную информацию и не до конца осознаем, в чем подсказка, Иван Корнеевич нам расшифровывает: «Сначала было «слово», затем «тело», а в конце «палка». И за все это «спасибо»». В классе веселый застенчивый смех и в памяти курсантов на всю жизнь правописание этого сложного слова.

Через полтора года учебы, когда до конца войны оставалось еще больше года, из шестнадцати курсантов, подающих надежды, дипломы получили десять. Иван Чирко, несмотря на то, что опоздал с началом обучения, вновь оказался отличником. Его сразу забрали в распоряжение штаба 5-й армии - переводить материалы, полученные в тылу Квантунскои армии. На весь огромный восточный фронт от Урала до Владивостока на то время было всего 68 переводчиков. Среди солдат и офицеров, попавших под первые обстрелы японцев, таких не оказалось вообще.

«Меня прикомандировали сразу к трем дивизиям - вспоминал Иван Корнеевич – в услугах языковеда остро нуждались тогда не только контрразведчики, которые любили по ночам допрашивать пленных, но и другие службы. Поэтому статус свободного переводчика давал возможность маневра». Правда, и с другими бывало несладко ... Конфликт с разведчиками Чирков тоже навсегда запомнился ... Офицеры разведки пытались в походах по тылам запастись документами, сносили ему целые кучи японских бумаг, надеясь, что именно их трофеи - самые важные и бесценны. Один авторитетный боевой капитан притащил папку с иероглифами и схемами на клетчатом фоне, утверждая, что это - карта минных полей. Чирко присмотрелся: «Да нет, - говорит, - это всего лишь инструкция для вязания женских кофточек». Тот страшно обиделся! Как разозлится: «Да я тебя - к стенке». Выхватил пистолет... В общем, если бы в округе был хоть один человек, способный Ивана Корнеевича заменить, конец пришел бы не только его карьере ...

Чирко И.К. преподавал в училище китайский и никогда не кичился знанием еще и японского и английского языка. На третьем курсе учебы в училище, когда армейская жизнь оставляла свободное время и для других занятий, кроме изучения основных предметов курса подготовки будущих разведчиков, в нашей группе возникло желание заняться японским языком. Иван Корнеевич тот час же поддержал эту идею. В свое личное время он оставался на самоподготовку и по вечерам рассказывал нам про три основные системы письма японского языка: кандзи иероглифы китайского происхождения и две слоговые азбуки, созданные в Японии, катакана и хирагана; про то как ему приходилось работать с японцами и китайцами, про то как японские начальники отказывались разговаривать с советскими представителями ниже полковника, а убедить их, что переводчик с погонами старшего сержанта занимает в своей армии полковничью должность, было очень сложно. А мы, в благодарность за столь щедрые знания, при малейшей возможности, норовили вставить в ткань наших курсантских разговоров японские слова - саке, гейша, сенсей, сямисен.
После разгрома Квантунской армии и окончания второй мировой войны была у Чирко И.К. и работа переводчика в военно-дипломатических миссиях, и участие в расшифровке кодов и радиодепеш американо-корейской войны, в которой Советский Союз "не участвовал" ... Но как только в стране активизировалась демобилизация военных, сообразительный Иван Корнеевич, добился разрешения стать «гражданским» и после многих лет дальневосточных путешествий выехал в Украину.
В Киев он вернулся в 1952-м. Оказался единственным китаеведов на всю столицу, поэтому его срочно вызвали к министру культуры Украины Ивану Билодеду и предложили организовать в Святошино школу-интернат с углубленным изучением китайского языка.

«Не было ни книг, ни преподавателей ... Едва отыскал Тоню Соболь (ее отец - китаец, язык она знала хорошо) и Николая Илларионовича Литвиненко (тот закончил Харбинский политехнический институт). Втроем начали составлять учебники, работать с детьми, - вспоминал Иван Корнеевич, - Сначала было всего 40 учеников. Через полгода ко мне пришли «важные люди», сообщили, что нужно сократить штат на одного человека, и настойчиво посоветовали уволить или «подозреваемую в английском шпионаже» Тоню, или «склочника» Николая Илларионовича, который посмел добиваться полагавшейся ему по закону квартиры ».
После коротких раздумий ушел из школы сам Иван Чирко: именно тогда появились заказы на переводы, которые гарантировали ему материальную независимость. Да и не мог он оставить без работы людей, которых с таким трудом нашел и уговорил помочь.

Подписанный в Москве 14 февраля 1950 года советско-китайский «Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи» заложил основы сотрудничества между двумя странами. И хотя после смерти Сталина и c началом в 1956 году десталинизации в СССР отношения между странами начали ухудшаться, студенты КНР учились в СССР и советские специалисты в КНР работали до 1964 года. Несмотря на идеологические разногласия конец 50-х начало 60-х годов прошлого века ознаменовались широким взаимопроникновением культур двух стран. В этот период Чирко И.К. активно занимался переводами китайской и японской литературы. Украинскому читателю он открыл таких литературных классиков востока как Лу Синь, Гао Юйбао, Ду Пенчен, Мао Дунь, Такео Арисими и др. Работая в этот период с издательством художественной литературы "Днепр" он стал мэтром, асом переводческого дела. За творческие успехи в 1964 году Ивана Корнеевича приняли к Союзу писателей Украины. Кстати, Чирко И.К. был единственным на то время переводчиком художественной литературы с китайского языка на украинский. В этот же период он закончил Киевский пединститут иностранных языков по специальности «английский язык».

Много лет Чирко И.К. занимал высокие офицерские должности, оставаясь в сержантском чине, - потому что всю жизнь упрямо игнорировал военную карьеру. И мобилизовавшись в 1952-м решил, что на этот раз, наконец, покончил с армией. Но все снова перевернулось в жизни, когда его пригласили работать в Киевское общевойсковое командное училище.

Новый этап жизни Чирко И.К. совпал с резким обострением отношений между СССР и КНР. Потребность в переводах художественной китайской литературы уступила место военному переводу, допросу военнопленных и опросу мирных жителей. Стране необходимы были офицеры со знанием китайского языка. С чего начинать? И Чирко И.К. опять стал автором учебника, с помощью которого курсанты КВОКУ стали постигать азы китайской грамоты. Трудно рассказывать как этот человек с четкими интонациями бывшего военного и мягким произношением интеллигента преподавал китайский язык в стенах училища. Каждый курсант, который учился у Ивана Корнеевича, запомнил своего Чирко. Иван Корнеевич был жизнерадостным, приятным, на удивление контактным и остроумным человеком. Учится у него было по-настоящему интересно, познавательно и даже весело. Он любил шутки, любил обыгрывать разные аспекты переводческого ремесла. Я уверен, что все вспоминают бывшего преподавателя с глубочайшим уважением.

С первых минут общения приятно поражали сугубо человеческие черты Ивана Корнеевича : прирожденная воспитанность, склонность к пониманию, отсутствие любой пренебрежительности относительно курсантов. А еще - его обязательность, добросовестность, порядочность, чрезвычайное трудолюбие.

В 1976 году, по официальной версии, Чирко И.К. уволился из училища в связи с выходом на пенсию. Но настоящей причиной его ухода (насколько можно доверять информации, которая тогда «гуляла» по кафедре иняза) были выводы, ни то проверяющего, ни то даже целой комиссий по проверке конспектов Ивана Корнеевича на проведение занятий. Такого конспекта ни то не оказалось, ни то он был подписан числом задолго до проведения занятия («старый конспект»). Иван Корнеевич подвергся критике за старый конспект. Но никому из проверяющих и в голову на пришло сравнить два понятия: старый конспект и вечные знания.

После училища Чирко И.К. преподавал восточные языки в Киевском государственном университете имени Т. Г. Шевченко, работал в издательстве "Молодь". Был старшим преподавателем китайского языка в министерстве иностранных дел и старшим научным сотрудником Института Украиноведения. Но в первую очередь, на протяжении всей своей жизни он был неутомимым переводчиком и популяризатором давней и современной китайской литературы. Умер Иван Корнеевич 10 мая 2003 года.

Когда видишь щедрые плоды долголетней и разносторонней деятельности Чирко И.К. – сотни учеников, свыше трех десятков только переведенных книг, его словари, разговорники и справочники, предисловия и послесловия к переводам, многочисленные статьи в энциклопедиях, сборниках и периодике, то склоняешь голову перед его подвижническим, самоотверженным трудом и с восхищением думаешь: неужели все это - дело рук лишь одного человека? И невольно вспоминаешь мудрую китайскую пословицу: "На хорошие цветы легко смотреть, но вышивать их ой как трудно"! Особенно же это касается переводов с китайского или японского, где каждый иероглиф - словно цветок, своеобразный и неповторимый, который надо осторожно, бережно и нежно пересадить в новую почву, чтобы он принялся и расцвел.

З.Ы. Статья подготовлена по материалам из интернета и на основе личных воспоминаний. На авторские права не претендую, поэтому в плагиате не упрекать!